С самого детства Шелдон Купер был не таким, как другие дети. Его ум работал с невероятной скоростью, но это не находило понимания в его собственном доме. Мать, глубоко верующая женщина, видела в его увлечении формулами и законами физики нечто чуждое, почти греховное. Она чаще водила его в церковь, чем в библиотеку, надеясь, что вера займет место сомнений, которые, как ей казалось, сеяла наука.
Отец, в прошлом тренер школьной футбольной команды, проводил вечера иначе. Его мир состоял из кресла перед телевизором, банки пива и спортивных репортажей. Попытки Шелдона обсудить теорию струн или принцип неопределенности Гейзенберга натыкались на недоуменное молчание или короткое "Иди поиграй, сынок". Между отцом и сыном лежала пропасть, которую не мог заполнить ни один, даже самый гениальный, диалог.
Со сверстниками дела обстояли еще сложнее. Пока они гоняли мяч или собирали модели, Шелдон размышлял о квантовой запутанности. Его вопрос о том, где бы раздобыть обогащенный уран для "одного небольшого эксперимента", привел в ужас не только учителя химии, но и школьного психолога. Детские площадки и школьные коридоры стали для него полем мин непонимания и насмешек. Он говорил на другом языке — языке чисел и логики, которого никто вокруг, казалось, не знал. Его одиночество было таким же огромным, как и его интеллект.
